— А на-те вот, посмотрите… полюбуйтесь, — отвечал тот и вынул из портфеля журналы Приказа, разорванные на несколько клочков. — Ей-богу, служить с ним невозможно! — продолжал старик, только что не плача. — Прямо говорит: «Мошенники вы, взяточники!.. Кто, говорит, какой мерзавец
писал доклад?» — «Помилуйте, говорю, писал сам бухгалтер». — «На гауптвахту, говорит, его; уморю его там». На гауптвахту велел вам идти на три дня. Ступайте.
Но как бы то ни было Иосаф, затая все на душе, кинулся на труд: с каким-то тупым, нечеловеческим терпением он стал целые дни
писать доклады, переписывать исходящие, подшивать и нумеровать дела и даже, говорят, чтобы держать все в порядке, мел иногда в неприсутственное время комнаты. Долгое время старик бухгалтер как будто бы ничего этого не замечал; наконец, умилился сердцем и однажды на вопрос непременного члена: «Что, каков новобранец-то?» — отвечал: «Воротит как лошадь, малый отличнейший».
Неточные совпадения
Он испытал чувство мирной радости, что он с девяти до трех, с восьми до девяти может пробыть у себя на диване, и гордился, что не надо идти с
докладом,
писать бумаг, что есть простор его чувствам, воображению.
Крестьянам просьбы сочиняет,
доклады пишет, сотских научает, землемеров на чистую воду выводит, по питейным домам таскается, с бессрочными, с мещанами городскими да с дворниками на постоялых дворах знается.
Его занесло снегом… надобно просить новый,
писать в Ригу, может, ехать самому; а тут сделают
доклад, догадаются, что я к минеральным водам еду в январе.
Блудов, известный как продолжатель истории Карамзина, не написавший ни строки далее, и как сочинитель «
Доклада следственной комиссии» после 14 декабря, которого было бы лучше совсем не
писать, принадлежал к числу государственных доктринеров, явившихся в конце александровского царствования.
Я тогда уже пережил внутреннее потрясение, осмыслил для себя события и начал проявлять большую активность, читал много лекций,
докладов, много
писал, спорил, был очень деятелен в Союзе писателей, основал Вольную академию духовной культуры.
Студент поблагодарил меня, сказал, что он
напишет в своей газете, сделает
доклад в клубе, что у них все интересуются Москвой, потому что она — первый город в мире.
Доклад писал Харченко толково и обстоятельно.
— Да вы не читали… Вот посмотрите — целая статья: «Наши партии». Начинается так: «В нашем Заполье городское общество делится на две партии: старонавозная и новонавозная». Ведь это смешно?
Пишет доктор Кочетов, потому что дума не согласилась с его
докладом о необходимых санитарных мерах. Очень смешные слова доктор придумал.
Я, кажется, был одним из немногих, который входил к нему без
доклада даже в то время, когда он
пишет свой фельетон с короткими строчками и бесчисленными точками. Видя, что В.М. Дорошевич занят, я молча ложился на диван или читал газеты.
Напишет он страницу, прочтет мне, позвонит и посылает в набор. У нас была безоблачная дружба, но раз он на меня жестоко обозлился, хотя ненадолго.
А он (т. е. Кубышкин) только пыхтел и радовался, глядя на нас. Передовых статей он лично не читал — скучно! — но приказывал докладывать, и на
докладе всякий раз сбоку
писал:"верно". Но статьи Очищенного он читал сам от первой строки до последней, и когда был особенно доволен, то в первый же воскресный день, перед закуской, собственноручно подносил своему фавориту рюмку сладкой водки, говоря...
Он взял
доклад и на поле его
написал своим крупным почерком: «Заслуживает смертной казни.
Я простился и иду домой, и вдруг узнаю из непосредственного своего
доклада, что я уже сам путаюсь и сбиваюсь, что я уже полон подозрений, недоверий, что хожу потихоньку осведомляться, кто о чем говорил и
писал, что даже сам читаю чужие письма… вообще веду себя скверно, гадко, неблагородно, и имя мне теперь… интриган!
Скрыпя перьями и шелестя, как мыши, бумагами,
писала канцелярия Приказа
доклады, исходящие. Наружная дверь беспрестанно отворялась. Сначала было ввалился в нее мужик в овчинном полушубке, которому, впрочем, следовало идти к агенту общества «Кавказ», а он, по расспросам, попал в Приказ. Писцы, конечно, сейчас же со смехом прогнали его.
Проснувшись на другой день поутру, Иосаф с какой-то суетливостью собрал все свои деньжонки, положил их в прошение Костыревой и, придя в Приказ, до приезда еще присутствующих, сам незаконно пометил его, сдал сейчас же в стол, сам
написал по нем
доклад, в котором, прямо определяя — продажу Костыревой разрешить и аукцион на ее имение приостановить, подсунул было это вместе с прочими
докладами члену для подписи, а сам, заметно взволнованный, все время оставался в присутствии и не уходил оттуда.
Хирин (плачущим голосом). Но ведь мне
доклад надо
писать! Я не успею!.. (Возвращается к столу.) Я не могу!
Хирин (в отчаянии). Видеть ее не могу! Мне дурно! Я не могу! (Идет к столу и садится.) Напустили баб полон банк, не могу я
доклада писать! Не могу!
— Теперь бы кофейку испить хорошо! — молвил один генерал, но вспомнил, какая с ним неслыханная штука случилась, и во второй раз заплакал. — Что же мы будем, однако, делать? — продолжал он сквозь слезы. — Ежели теперича
доклад написать — какая польза из этого выйдет?
Агапов, ласково и торжествующе улыбаясь, ходил с милиционером по крестьянским хатам и отбирал свою мебель, посуду и белье. Вечерами же
писал в контрразведку длинный
доклад с характеристикою всех дачников и крестьян. Бубликов немедленно высадил из квартиры княгиню Андожскую. Все комнаты своей гостиницы он сдал наехавшим постояльцам. Круглая голова его, остриженная под нолевой номер, сияла, как арбуз, облитый прованским маслом.
Села к столу и тут же
написала тезисы к завтрашнему
докладу.
Вечером села
писать тезисы к
докладу.
«Рим меня бы казнил. Военная коллегия поднесла
доклад, в котором секретарь коллегии не выпустил ни одного закона на мою погибель. Но милосердие великой государыни меня спасает. Екатерина
пишет: “Победителей судить не должно”. Я опять в армии на служении моей спасительницы».
Дело запуталось и уже подумывали «передать его воле Божией» и в этом смысле составили
доклад, но Екатерина твердой рукой
написала на нем: «дело продолжать».